Четверка молодых официантов в столовой «Посейдона» не составляла исключения; они предались междоусобной словесной баталии, напоминая стаю сорок, спорящих из-за лакомого кусочка. Декор столовой (если это слово тут годится) не уступал убранству бара, который, как мы успели выяснить, носил гордое название «Найт-Клуб». Преобладал мореный дуб. Медные детали были начищены без ярко выраженного стремления придать им ослепительный блеск, потускневшие скатерти изобиловали следами пятен, устоявших против всех попыток некой прачечной в Пирее справиться с ними. Мама неприметно, но решительно протерла платком свои ложки и вилки и настояла на том, чтобы мы сделали то же. Поскольку мы с утра оказались единственными клиентами, официанты не посчитали нужным прекратить свой диспут; кончилось тем, что Ларри, потеряв терпение, рявкнул «Се паракало!» с такой силой, что мама уронила на пол прибор Марго. Тотчас какофония смолкла, и официанты окружили наш стол с выражением предельного подобострастия на лице. Мама, к своей радости, обнаружила, что один из них, обворожительный молодой человек, какое-то время жил в Австралии и обладал элементарным знанием английского языка.

— Так вот, — обратилась она к нему с улыбкой, — мне, если можно, хороший чайничек с горячим чаем. Проследите, чтобы воду как следует вскипятили, и ради Бога, обойдемся без этих мешочков с заваркой, от них меня всегда бросает в дрожь.

— Лично я каждый раз вспоминаю Брамапутру после эпидемии, — вставил Ларри.

— Ларри, дорогой, умоляю — воздержись от воспоминаний за завтраком, — сказала мама и снова обратилась к официанту. — А еще принесите мне гренки с обжаренными помидорами.

Мы подобрались, ожидая, что последует дальше. Годы горького опыта так и не излечили маму от трогательной надежды найти когда-нибудь грека, способного понять ее запросы. Само собой, официант пропустил мимо ушей указания мамы относительно чая. Для него чай рос в мешочках для заварки, и всякая попытка пойти против природы грозила самыми тяжелыми последствиями для всех. Однако мама сильно осложнила его жизнь, заговорив о какой-то неведомой пище.

— Обжатые помидоры? — озабоченно справился он. — Что это?

— Обжатые помидоры? — эхом отозвалась мама. — Я сказала — обжаренные. Понимаете — гренки с обжаренными помидорами.

Официант уцепился за единственное в мире разумное понятие — гренки.

— Мадам желает гренки, — твердо сказал он, силясь удержать маму на верном пути. — Чай и гренки.

— И помидоры, — внятно произнесла мама. — Обжаренные помидоры.

На лбу официанта выступили капли пота.

— Что такое «обжатые помидоры», мадам? — завершил он хождение по кругу.

Мы все заранее сделали заказ и теперь спокойно сидели, наблюдая, как собирается с силами мама.

— Ну, — выговорила она наконец, — это, гм, помидоры… такие красные плоды, похожие на яблоки. Нет-нет, я хотела сказать — на сливы.

— Мадам желает сливы? — озадаченно спросил официант.

— Да нет же — помидоры, — ответила мама. — Вы, конечно, знаете, что такое помидоры?

Лицо юного грека просветлело.

— Да, мадам, — сказал он, улыбаясь.

— Так вот, — торжествующе молвила мама, — принесите гренки с обжаренными помидорами.

— Слушаюсь, мадам, — покорно произнес официант и удалился в угол столовой, чтобы посовещаться с казначеем.

Греческая жестикуляция отличается особенным пылом и выразительностью. Мама сидела спиной к казначею и официанту, мы же могли в полной мере насладиться зрелищем «боя с тенью». Судя по всему, казначей нашел убедительные доводы, объясняя официанту, что тому надлежит самому выяснить у клиента, что такое «обжатые» помидоры. Несчастный парень снова вернулся к маме.

— Мадам, — мрачно осведомился он, — как приготовляются обжатые помидоры?

До этой минуты мама пребывала в убеждении, что ей удалось проломить солидную брешь в воздвигаемых против нее греческих барьерах. Теперь ее уверенность в победе сильно поколебалась.

— Что такое «обжатые»? — спросила она. — Я не говорю по-гречески.

Официант опешил. Как-никак, мадам сама заговорила о помидорах, и с ее стороны нечестно в чем-то винить его. Мадам заказала «обжатые» помидоры, кому же, как не ей, черт возьми, знать, что это такое?

— Мадам желает помидора, — начал он все сначала.

— На гренках, — повторила мама.

Он уныло побрел обратно к казначею, и завязалась новая перепалка, завершившаяся тем, что тот отправил его на кухню.

— Честное слово, — сказала мама, — сразу видно, что мы вернулись в Грецию, от них невозможно добиться толка.

Мы принялись ждать следующего раунда. Находясь в Греции, главное, — настроиться на то, что все будет делаться шиворот-навыворот, и с легкой душой воспринимать любой исход.

Наконец официант появился снова. Он принес наши заказы, поставил на стол перед мамой чайничек с чаем и тарелку с куском хлеба и двумя разрезанными пополам помидорами.

— Но это не то, что я заказывала, — пожаловалась мама. — Помидоры сырые, и это не гренки.

— Помидоры, мадам, — упрямо молвил юный грек. — Мадам сказала: помидоры.

— Но обжаренные, — возразила мама. — Понятно?

Он молча смотрел на нее.

— Послушайте, — сказала мама, словно обращаясь к дебилу, — сперва вы поджариваете ломтики хлеба, понятно? Получаются гренки.

— Да, — уныло произнес официант.

— Так вот, — продолжала мама. — Потом кладете на гренки помидоры и обжариваете их. Понятно?

— Да, мадам. Вы не желаете этого? — Он показал на тарелку с хлебом и помидорами.

— В таком виде — нет. Надо поджарить.

Официант унес тарелку и опять затеял перепалку с казначеем, крайне озабоченным тем, что в столовой появилась требующая внимания группа греческих пассажиров во главе с уже знакомыми нам тремя тучными леди.

Затаив дыхание, мы смотрели, как наш официант ставит на стол тарелку с помидорами и хлебом и расстилает рядом бумажную салфетку с видом фокусника, намеревающегося исполнить сложнейший трюк. Заметив наши напряженные взгляды, мама и Марго обернулись в ту самую минуту, когда официант аккуратно поместил хлеб с помидорами в центр салфетки.

— Что он там делает? — спросила мама.

— Выполняет некий древний греческий ритуал, — объяснил Ларри.

Тем временем официант обернул хлеб с помидорами салфеткой и покинул угол столовой.

— Он что, собирается подать мне их в таком виде? — удивилась мама.

Словно завороженные, мы смотрели, как официант важно прошествовал в центр столовой и опустил свою ношу на металлическую доску большой керосиновой печки. Несмотря на весну, стояла прохладная погода, поэтому печь топилась и распространяла приятное тепло. Предвидеть, что задумал этот парень, было несложно, и все же нам не верилось, что такое возможно на самом деле. На глазах у нас он осторожно опустил салфетку с хлебом и помидорами на раскаленную плиту и отступил на два шага, наблюдая за процессом. Не прошло и нескольких секунд, как салфетка вспыхнула, следом за ней загорелся и хлеб. Встревоженный тем, что его новый способ приготовления пищи не оправдал себя, официант схватил с ближайшего стола другую салфетку и бросил ее на плиту, пытаясь потушить пожар. Салфетка, как и следовало ожидать, тоже загорелась.

— Не знаю, что у греков называют деликатесами, — сказал Ларри, — но это блюдо выглядит вполне деликатно, притом оно приготовлено почти у самого столика клиента.

— Этот парень, должно быть, сошел с ума! — воскликнула мама.

— Надеюсь, теперь ты не станешь этого есть, — заметила Марго. — Гигиеничным это блюдо не назовешь.

— Единственный по-настоящему пикантный способ жарить помидоры, — возразил Ларри. — Представляешь, сколько удовольствия ты получишь потом, выковыривая зубочисткой кусочки обугленной салфетки.

— Оставь свои отвратительные шутки, — возмутилась мама. — Будто ты и впрямь думаешь, что я стану это есть.

Еще два официанта присоединились к своему товарищу, и втроем они принялись тушить пламя салфетками. Кусочки помидоров и горящего хлеба летели во все стороны, приземляясь на всех столах и людях без разбора. Одной из тучных леди достался сочный шлепок шматком помидора, а одному престарелому джентльмену, только что занявшему свое место за столом, красный уголек пришпилил галстук к рубашке, точно раскаленная индейская стрела. Вынырнувший из кухни казначей мгновенно оценил ситуацию, схватил кувшин с водой, подбежал к плите и вылил на нее всю воду. Конечно, пламя погасло, зато ближайшие столы были окутаны облаками пара, который распространился по всей столовой, неся с собой смешанный запах помидоров, горелого хлеба и жженой бумаги.

— Узнаю запах овощного супа с вермишелью, — заметил Ларри. — По-моему, мама, ты просто обязана отведать немного после таких стараний юного официанта.

— Что за чушь ты городишь! — воскликнула мама. — Они тут все сумасшедшие!

— Нет, — вступил Лесли. — Они тут все греки.

— Синонимы, синонимы, — заключил Ларри.

Почему-то один официант ударил кулаком другого; тем временем казначей схватил виновника суматохи за лацканы пиджака и честил его нехорошими словами. Ко всему этому прибавились негодующие крики пострадавших. Угрожающие жесты, толчки и сочная брань являли собой увлекательное зрелище, но у всякого удовольствия есть свой предел, так и здесь все кончилось тем, что казначей влепил нашему официанту добрый подзатыльник, в ответ на что тот сорвал с себя не первой свежести форменный пиджак и швырнул в лицо казначею, а тот швырнул его обратно и велел парню убираться из столовой. После чего сердито приказал оставшимся официантам навести порядок и направился к нашему столу, извиняясь налево и направо перед другими пассажирами. Подойдя к нам, остановился, выпрямился во весь рост, достал из петлицы пиджака свежую гвоздику и подал маме одной рукой, беря другой ее правую руку и запечатлевая на ней галантный поцелуй.

— Мадам, — сказал он, — примите мои извинения. Мы не можем подать вам обжаренные помидоры. Любое другое блюдо, какое пожелаете, только не обжаренные помидоры.

— Это почему же? — полюбопытствовал Ларри.

— Потому что наш гриль не работает. Понимаете, — продолжал он объяснять, — это наш первый рейс.

— Представляю себе второй, — съязвил Лесли.

— Скажите, — не унимался Ларри, — почему ваш официант задумал жарить на той плите?

— Это очень глупый парень, — ответил казначей. — У нас на судне только опытный персонал. Его демонтируют в Пирее.

— Расскажите, как вы демонтируете официантов? — не выдержал Ларри.

— Ларри, дорогой, — поспешила вмешаться мама, — господин казначей — очень занятой человек, не будем его задерживать. Пусть мне сварят яйцо.

— Благодарю, — с достоинством произнес казначей, поклонился и отступил на кухню.

— На твоем месте я довольствовался бы сырыми помидорами, — сказал Ларри. — Сама видела, как они их обжаривали. Страшно подумать, что они сделают с вареными яйцами.

— Ерунда, Ларри, — отозвалась мама. — Вареное яйцо при всем желании не испортишь.

Она ошиблась. Когда ей через десять минут принесли два яйца, они не только были сварены вкрутую, но и тщательно очищены заботливыми, однако немытыми пальцами.

— Смотрите! — воскликнул Ларри. — Какое блюдо! Сварено на совесть и покрыто пальцевыми отпечатками, которым сам Шерлок Холмс позавидовал бы!

Пришлось маме спрятать эти странные реликвии в сумочку и после завтрака незаметно выбросить их за борт, чтобы, сказала она, никого не обидеть.

С любовью
Дог-фризби в Петербурге